Пост-релиз #13 от 8 октября 2022
Елена Конева
Релиз подготовлен на данных двух волн экспресс-опроса проекта Хроники совместно с ExtremeScan проведенных 21-22 сентября и 29-30 сентября 2022 года. Справка о методе и выборке в конце текста. В анализе использованы объединенные данные двух волн.
Первая реакция на решение о мобилизации
В течение первых двух дней после объявления мобилизации, когда шла первая волна экспресс-опроса, уже 38% знали об объявлении мобилизации и 56% что-то слышали об этом. Первая зафиксированная реакция на решение о частичной мобилизации показала: 51% поддержали решение.
Формулировка вопроса:
21 сентября Владимир Путин объявил о решении начать частичную мобилизацию населения России для участия в военной операции. Вы поддерживаете или не поддерживаете такое решение Владимира Путина, затрудняетесь однозначно ответить или не хотите отвечать на этот вопрос?
21-22 сентября 2022 года 51% жителей России поддержали решение о мобилизации. За неделю (к 29-30 сентября) этот показатель вырос до 54%. Объединенный показатель на двух волнах составил 52%.
Последующий анализ выполнен на объединенных данных двух волн.
На наш взгляд, это очень высокие показатели, поскольку идет речь идет уже не просто о доверии Президенту или поддержке операции где-то за рубежом. Половина жителей России согласились с необходимостью мероприятий, сопряженных с риском для их здоровья и жизни и неизбежным участием в летальных действиях в соседнем государстве.
Большую роль сыграл тот факт, что приказ о мобилизации отдал лично Путин -- так же, как он ранее объявлял о признании ЛНР и ДНР, затем о специальной военной операции, в течение 7 месяцев не сходил с телевизионных экранов. С большой вероятностью то, что мы измерили, – это пока что именно поддержка решения В. Путина, а не осознанное отношение к расширению воюющего контингента за счет нерегулярных войск, которые не являются добровольцами или даже заключенными, а принудительно призванных из запаса.
52% поддержки мобилизации, как и спецоперации в целом, и есть проекция реального доверия власти, но такие цифры явно не тянут на госполлстерские 75-80% консолидации под флагом.
Изначально предполагалось, что поддержка мобилизации будет относительно самостоятельным параметром, поскольку идет речь уже не о символах Кремля или абстрактной удаленной операции за рубежом, а о действиях, влияющих непосредственно на респондентов или их близких. Но по всем вопросам, в том или ином виде измеряющим лояльность, мы видим те же показатели.
Она же стала одним из главных признаков неуспешности военной кампании.По данным Левада-центра, “в сентябре снизилась доля тех, кто считает, что “специальная военная операция” продвигается успешно. Если в мае таких было 73%, то в сентябре — 53%. Около трети (31%) придерживаются мнения, что “спецоперация” проходит неуспешно. Говоря о неуспешном продвижении «спецоперации», респонденты объясняют это тем, что всё «затянулось, уже полгода, не видно конца» (27%), идет «мобилизация, стали призывать» (23%), «проигрываем, отдаем земли, не продвигаемся, отступаем» (22%).”
Демографическое и классовое расслоение относительно мобилизации
Как показал экспресс-опрос, отношение к мобилизации является еще одной формой поддержки спецоперации.
Демографические особенности групп, разделенных по отношению к мобилизации, схожи с теми, что мы наблюдали при анализе отношения к военной операции.
Молодые (18-34 года) вдвое меньше старших (55+) поддерживают мобилизацию: 34% против 70%.
Особой группой являются молодые женщины: у них самые низкие показатели по поддержке и самые высокие по прямой неподдержке.
Материальный статус влияет как на показатели поддержки СВО, так и на отношение к мобилизации: менее обеспеченные респонденты значительно меньше склонны поддерживать происходящее, чем люди с достатком: 45% против 65%.
Род занятий – тоже значимый параметр влияния: домохозяйки (молодые женщины в декрете в том числе) – 33%, силовики – 72%.
Мобилизация – дочь спецоперации
Для респондентов мобилизация воспринимается как продолжение «спецоперации», хотя в первом случае речь война скоро материализуется в сотнях тысяч, а то и миллионах пострадавших семей, во втором же речь шла о происходящей далеко за границами России операции c с заявленными «благими» целями: "денацификация”, “демилитаризация”, “защита населения Донбасса” и т.д.
Анализируя факторы, влияющие на поддержку специальной военной операции, мы видели, что в силу деформированного информационного потока и особенностей российского менталитета, рассчитывать на эмпатию большинства населения России к украинцем не приходится.
Другая группа факторов связана с негативными личными последствиями спецоперации.
Мобилизация - самое значительное и самое массовое событие за период военных действий, с потенциально тяжелейшими последствиями для российских граждан. Предполагалось, что для людей станет ясно: она коснется всех, не пощадит ни противников, ни сторонников спецоперации и окажет, как один из элементов, влияние на общий синдром лояльности. Но пока, в первые дни, далеко не все люди осознали в полной мере, что произошло, как надо на это реагировать. Мобилизация унаследовала уровень номинальной поддержки спецоперации, но подавляющее большинство людей испытали целый спектр негативных эмоций: тревогу, страх и ужас 47%, шок 23%, оцепенение 11%.
Высокая вовлеченность в это событие показывает его беспрецедентность, даже по сравнению с началам спецоперации в феврале 2022.
Нужно время и личный опыт людей, и мы увидим результаты того, что "операция по мобилизации" становится всё более осязаемой для жителей России, и это будет влиять на восприятие войны в целом. Динамика поддержки специальной военной операции уже выражено негативная: с мая по середину июля она упала с 64% до 55%, а в экспресс-опросе показала 52%.
Подлежащие мобилизации: парадоксальное влияние на поддержку
Данные показывают принятие мобилизации как неизбежной данности значительной долей населения. Не оправдалась еще одна гипотеза о негативном влиянии факта или угрозы призыва.
Вопрос в интервью звучал так:
Как вы думаете, согласно решению Владимира Путина о мобилизации, лично вы или кто-то из членов вашей семьи попадает под мобилизацию или нет? (Отметьте все подходящие варианты). Оператору: если респондент скажет, что его или кого-то из родственников уже мобилизовали, отметьте пункты 5 или 6.
1. Да, попадает респондент
2. Да, попадает кто-то из членов семьи
3. Не попадает никто
4. Не знает респондент
5. Уже мобилизован сам респондент
6. Уже мобилизован кто-то из родственников
Количество запросов про критерии призыва в поисковиках зашкаливало несколько первых дней. Тысячи потенциальных рекрутов поехали к границам. Респонденты отвечали согласно своему пониманию критериев подпадания под мобилизацию. Итоговые цифры отразили результат столкновения противоположных сценариев. Одни граждане закрывают глаза на реальные события и верят, что у них есть отсрочка или отвод. Другие боятся мобилизации, вне зависимости от своего соответствия критериям призыва, и таких становится все больше по мере появления информации о ”перегибах”, когда забирают всех подряд.
Согласно результатам опроса, 11% респондентов лично подпадают под мобилизацию, у 29% респондентов подпадает кто-то из родственников.
Неожиданным образом среди тех, кто подпадает под призыв, поддержка мобилизации оказалась выше. Если сам респондент подпадает, с его точки зрения, под мобилизацию, он с большей вероятностью ее поддерживает – 66% против 52% в целом по населению.
Аналогичную особенность мы зафиксировали и касательно готовности лично участвовать в военных действиях. В целом по населению мы получили 35%. Если же респондент считает, что он подпадает под мобилизацию, он почти вдвое чаще готов этот потенциал реализовать: 63% потенциальных рекрутов готовы воевать. Если кто-то из родственников может быть призван, титры готовности воевать также повышаются.
Все военные месяцы своими исследованиями мы пытались ответить на вопрос, в чем причины поддержки противоестественной, антигуманной с точки зрения внешнего наблюдателя “спецоперации”.
Основные причины очевидны: непонимание того, что происходит, уход от реальности, усвоение основ пропаганды, сознательно сформированная государством аполитичность и обреченность. Но есть и другие мотивы. По косвенным признакам нам удалось выделить ядерную группу подлинной осознанной поддержки мобилизации.
В нынешних условиях мы построили свою модель на прямых проверяемых признаках: поддержка мобилизации, готовность в ней участвовать и нежелание прерывать войну.
Сегмент “ястребы” составляет 19%. Это те, кто:
поддержали мобилизацию,
высказали готовность участвовать в военных действиях,
не готовы согласиться с потенциальным решением Путина о прерывании военной операции без достижения целей.
По сравнению с общей структурой населения среди этой группы больше мужчин, особенно старшего возраста, больше людей с высоким материальным достатком и, что неудивительно, сотрудников силовых структур.
Отвечая на вопрос о причинах поддержки, они говорят о гражданском долге – “ведь идет война” – и сформированные пропагандой образы врага и необходимости защищать Родину, базовые тезисы пропагандистской повестки о необходимости уничтожения фашистов.
На одного ястреба в партии поддержки войны приходится 2-3 умеренных сторонника мобилизации – это те, кто, поддерживая её, все-таки не готов лично участвовать в боевых действиях и, в целом, не против решения о прекращении войны. “Лоялисты” готовы соглашаться с решениями власти, если это не требует личных жертв.
Если мы возьмем тех, кто поддерживает мобилизацию, но при этом не является ястребом, то у них в открытых ответах проявляются другие мотивы: “чтобы закончилась война”, поддержка власти и “никуда не денешься, так надо”. То есть это уже другой уровень поддержки, гораздо менее воинственный и более сопряженный с общей лояльностью власти, не исключающий прерывание операции и переход к мирным переговорам..
Причины поддержки мобилизации напрямую соотносятся с целями спецоперации. В ответах респондентов мы видим признаки смены парадигмы с наступательной на оборонительную. Это является и отражением официальной риторики, и результатом затягивания войны, и таких значимых факторов, как объявленная мобилизация.
Ранее в открытых ответах респондентов преобладала риторика, связанная с действиями на территории Украины: защита русскоязычного населения ЛНР/ДНР, денацификация, демилитаризация, свержение украинской власти, захват/возвращение территории России, спасение украинцев. Теперь называются мероприятия оборонительного характера: защита (в ответах на открытые вопросы это доминирующее слово) Родины, России от Украины (реже), НАТО, Запада, “остановить войну”, чтобы побыстрее все закончилось, поддержать армию.
Мотив войны с Западом и НАТО особенно хорошо работает на мобилизацию, поскольку “силы не равны” и надо их уравновесить.
В определенной степени вербальная поддержка мобилизации является неосознаваемым отражением новой фазы войны, фазы неуспеха (по данным Левада-центра, мобилизация – второй признак неуспешности операции после явного затягивания)
С этим связана разнообразная мифология: что идет выбор между мобилизацией и “врагом у ворот”, что новых рекрутов не будут бросать в наступление, а поставят в оборонительный рубеж на территории России, что мобилизация нужна как временная мера, чтобы отпустить в отпуск военнослужащих, и другие подобные версии, которые озвучиваются в обсуждениях в социальных сетях.
Другие факторы влияния на готовность воевать хорошо изучены за военные месяцы. О них нами написана целая “энциклопедия”, все выводы которой полностью подтверждаются сегодня.
Например, в июне мы писали о влиянии фактора социально-экономической депрессивности на готовность к мобилизации:
“Декларация готовности к участию в спецоперации является не столько базой для прогноза добровольческого движения, сколько отражением общей лояльности к власти, Путину и самой операции, сформированной многолетней и актуальной сейчас пропагандой.
Реальная готовность идти воевать только в незначительной части может быть результатом идейных убеждений. Её масштаб стоит прогнозировать, исходя из личных социально-экономических обстоятельств, степени маргинальности, потери работы, потери близких на войне.”
Другая Россия
Мы ищем способы, как правильно считать и анализировать тех, кто не согласен с оправданностью мобилизации, не поддерживает военную операцию, не готов воевать, и прочих нелояльных граждан.
Такой вопрос стоит перед исследователями с самого начала “спецоперации”, и проблематичность получения ответов от людей в ситуации цензуры и угрозы преследования не снижается.
В результате экспериментов с формулировками сензитивных вопросов, мы выработали подход, который дает более адекватную картину размера и особенностей группы тех, кто в целом не поддерживает мобилизацию, спецоперацию, не готов воевать, готов прерывать спецоперацию и т.д.
С высокой степенью достоверности в целях анализа мы можем объединить прямых “нелояльных” (кто говорит “я не поддерживаю”) с теми, кто затруднился ответить или отказался отвечать. В подтверждение приводим сравнительную таблицу на данных Экспресс-опроса.
По корреляциям с другими вопросами видно, что респонденты, ответившие о своем несогласии с мобилизацией и самой военной операцией – это люди, в большой степени совпадающие по своим взглядам с теми, кто отказался отвечать на вопрос и кто затруднился ответить.
Напоминаем, что в таблицах отражаются значимости. Голубым окрашены цифры, значимо меньшие, а розовым - те, что значимо больше. Мы сравниваем группы респондентов, напрямую не поддерживающими военные действия и объединенной группы, куда дополнительно вошли затруднившиеся ответить и отказавшиеся отвечать на данный вопрос.
Сегментация поддержки мобилизации
Исследователи в количественных проектах производят цифры, которым дают названия: “всенародная поддержка”, “полное доверие”, “готовность участвовать”. Даже если данные получены корректно и без манипуляций, эти сущности без анализа начинают играть неоправданно большую роль. Например, такие стигмы приводятся в качестве подтверждения разного рода выборов и референдумов.
Необходимо препарировать прямые цифры и строить сегменты с непротиворечивыми характеристиками.
Смоделируем простые группы на пересечении разных оснований.
Поддержка мобилизации
Ястребы (уже упоминались выше):
Поддерживают мобилизацию
Готовы участвовать в военных действиях
Не готовы поддержать прерывание операции
Лоялисты
Поддерживают мобилизацию
Готовы поддержать прерывание операции (если Путин решит)
Активные сторонники мобилизации
Поддерживают мобилизацию
Готовы участвовать в военных действиях
Пассивные сторонники мобилизации
Поддерживают мобилизацию
Противники мобилизации
Радикальные пацифисты
Не поддерживают мобилизацию
Не готовы участвовать в военных действиях
Готовы поддержать прерывание операции
Пацифисты (более широкая группа)
Не поддерживают мобилизацию
Не готовы участвовать в военных действиях
Готовы поддержать прерывание операции
+ Те, кто затруднился или отказался отвечать на эти три вопроса
Из таблицы видно, как пересекаются и отличаются эти сегменты по базовым основаниям: полу, возрасту, уровню благосостояния.
В частности, основой стратой, отвергающей мобилизацию, как и всю войну, как мы видели в наших военных измерениях, являются молодые женщины.
Это удивительный феномен.
В первые дни объявленной военной операции молодые женщины больше, чем другие группы, выступили противниками спецоперации, меньше, чем другие, поверили в то, что Украина представляет угрозу, и не ожидали дружелюбного приема от украинцев.
Если можно назвать очагом сопротивления демографическую группу, то это они – молодые женщины. Между тем, они же меньше всех остальных представлены в каких-либо органах принятия государственных решений.
Экстремальное медийное поведение
Влияние телевидения на восприятие событий в противовес интернету очевидно, и мы просто приводим таблицу потребления медиа в пересечении с двумя наиболее полярными сегментами: ястребами и радикальными пацифистами.
Благодаря тому, что исследование было проведено в две волны, у нас была возможность увидеть, как изменяется потребление медиа в особых ситуациях, когда жизненно необходимо не только узнавать новости, но и постоянно следить за изменением ситуации.
За неделю резко выросло медийное потребление в целом. Вырос информационный вклад телевидения: с 63% до 72%. Видимо, телевизор, как фоновый источник, включается и работает постоянно.
Выросло взаимодействие с родственниками и друзьями с 25% до 36%.
Но самый значительный рост мы увидели на новостях из интернета социальных сетей и мессенджеров – 15%.
Изменение медийного поведения респондентов в разных возрастных группах и группах отношения к мобилизации в эти дни показывает возросшую значимость друзей и родственников для тех, кому 40-59 лет. А среди молодежи объем использования социальных сетей и мессенджеров увеличился вдвое.
И еще одно любопытное наблюдение. Те, кто поддерживают мобилизацию, увеличили долю обсуждения мобилизации с близкими: с 19% до 33%. Противники мобилизации практически не расширили общение с родственниками и друзьями. Это не мудрено: среди них (противников спецоперации) 43% тех, кто из-за разногласий перестал общаться с близкими (против 23% среди сторонников), то есть круг общения стабильный и нет особого ресурса его расширять.
Можем ли мы понять россиян?
Номинально, на уровне рационального ответа, 52% опрошенных поддержали решение о мобилизации, и у определенной доли этих людей это связано с мотивацией долга, защиты России от внешнего врага, поддержки армии и надежды, что это поможет закончить войну. Кто-то готов подчиниться без особых размышлений: подписать, собрать вещи, явиться в военкомат.
Но что люди чувствуют при этом, насколько эти эмоции похожи на то, что они переживали в начале спецоперации?
Левада-центр приводит яркое сравнение двух событий. Для половины жителей России событие в конце февраля в восприятии людей было радикально другим, предметом гордости и воодушевления. Теперь, 7 месяцев спустя, когда война пришла за близкими и тобой самим, даже при декларируемом согласии, палитра чувств радикально перевернулась: тревога, ужас и шок доминируют в российском обществе.
Ближайшие недели и месяцы войны конвертируют это состояние в более осознанное, обоснованное несогласие сначала с “частичной” мобилизацией, а следом и с самой войной. Ни в частичность мобилизации, ни в спецоперацию, согласно исследованиям, почти никто не верит.
Методология Экспресс-опроса и особенности опросов в России во время военных действий в Украине
Справка подготовлена Владимиром Звоновским.
Опрос был проведен усилиями нескольких колл-центров 21-22.09.22 и 29-30.09.22 методом случайной выборки телефонных номеров (RDD). В качестве фрейма генеральной совокупности были использованы диапазоны номеров, распределенных Россвязью между операторами телефонной связи. Использовались только номера мобильных телефонов (DEF-коды).
Опрошено 1000 в первой волне и 800 во второй взрослых жителей РФ. Выборка стратифицирована по ФО и Москве и Московской области и Санкт-Петербургу и Ленинградской области (всего 10 страт).
Общее число интервьюеров, принимавших участие в опросе - 169. Средняя длительность интервью 6 мин. 47 сек. Число попыток контактов на 1 номер в стартовой выборке – 3. Расчетная ошибка выборки 3,09% при 95% доверительном интервале.
Стандартная на сегодняшний день процедура проведения телефонного опроса начинается с того, что сформированная случайным образом выборка телефонных номеров загружается в систему набора номеров и специальная программа, которую можно назвать роботом дозвона, или дайлером, набирает номер. После того, как номер набран, робот получает ответы от телефонных станций и сетей, чьи номера он набрал. Эти ответы чаще всего сформированы другими роботами. Например, сигнал «занято» или «абонент находится вне зоны действия сети» могут быть разными операторами запрограммированы по-разному. Один как сигнал «нет ответа» («абонент в настоящий момент разговаривает»), другой – как сигнал «занято». В любом случае робот набора взаимодействует с другими роботами (Р-Р-взаимодействие) и интерпретирует ответы станций.
Лишь после того, как трубка на другом конце провода снята, а робот набора предполагает, что снята человеком, соединение передается интервьюеру.
Интервьюер начинает взаимодействие с респондентом. Это А-И-взаимодействие (абонент-интервьюер). В этой связи имеет смысл рассматривать количественные параметры только этого взаимодействия. Взаимодействие Р-Р проходит полностью в автоматическом режиме и определить внутри него статусы готовности и возможности респондента участвовать в опросе в данный момент не представляется возможным. Поэтому мы выделяем две величины, характеризующие взаимодействие с интервьюерами: доля контактов, которые переданы интервьюеру для проведения интервью (остальные являются роботами и не представляют для опроса населения интерес) от всей массы номеров в выборке, и доля законченных интервью от числа контактов, переданных роботом дозвона интервьюерам.
Как видно из таблицы 13, доля контактов между потенциальными респондентами и интервьюерами в данном опросе составила 6,0%, а доля успешных законченных интервью среди них - 9,3%. Средние значения этого показателя в 2022 году составили 7,3% и 7,7% соответственно. Как видим, значения данного измерения если и отличаются значимо от средних, то в лучшую сторону. Можно утверждать, что опросная практика в условиях спецоперации ПОКА не ухудшает значимо качество выборки. Доли отказов и не охватываемого опросом населения если и возрастают время от времени, то затем возвращаются на прежний уровень.
Оценка смещения выборочной совокупности
Тем не менее, в выборочной совокупности происходят определенные изменения, которые могут повлиять на содержательные итоги опросов. Уже весной этого года мы отмечали значимое сокращение доли молодежи в получаемой выборке. Все это время реализовывали случайную выборку номеров (RDD) мобильных телефонов, что автоматически воспроизводит ту структуру населения страны, которая владеет сотовыми телефонами. В результате, мы должны были получать возрастную структуру выборки идентичную возрастной структуре населения РФ по данным Росстата. Так и было в течении всего периода проведения репрезентативных телефонных опросов в РФ.
Однако с марта 2022 года доля молодежи снизилась. Как видно из таблицы 2, в среднем в 12 опросах населения России, проведенных в феврале-июле, по разным проектам, но с одинаковой выборкой (N=1600), доля молодежи от 18 до 29 лет составила 14% (в таблице приведены данные по части опросов, проведенных по РФ). Затем в последние два месяца доля молодежи сократилась еще на 2 процентных пункта и составила уже 12%. Поскольку параданные* опросов демонстрируют устойчивость характеристик кооперации респондентов (доли отказов и успешных интервью), можно предположить, что молодые люди либо физически выпадают из номерного пространства РФ, либо используют программные приложения и практики, позволяющие им избегать даже мимолетного личного общения с опросными компаниями (использование приложений-автоответчиков, практика не принимать звонки с неизвестных номеров и др.).
Таким образом, количественные показатели в многочисленных проведенных опросах в 2022 году не дают оснований утверждать, что снижается кооперация респондентов в телефонных опросах. Время от времени доля отказов возрастает, затем снижается, но оснований утверждать, что 2022 год значимо изменил кооперацию респондентов, не обнаруживается.
Вполне вероятно, что мы можем иметь дело также с сокращением доли мужчин призывного статуса, не отвечающих на звонки с неизвестных номеров, то есть распространяется практика резкого и сознательного ограничения коммуникативных практик, в том числе, по телефону.
Изменения генеральной совокупности
Впервые за постсоветскую историю изучения общественного мнения события драматически изменяют размер и состав населения, и этот фактор не может не влиять на изучение общественного мнения.
Изменения выборочной совокупности могут быть результатом не только смещения при сборе данных, но и деформацией самой генеральной совокупности**. Существуют многочисленные свидетельства отъезда большого числа россиян из России после 24 февраля. Отчасти это связано с их политической позицией и нежеланием воевать, отчасти – с резким ухудшением пассажирского сообщения со странами Европы и США, когда люди, предпочитающие много передвигаться по миру, выбрали для постоянного пребывания место жительства, более соответствующее такому образу жизни. Какая-то часть из них вернулась, но какая-то часть осталась вне охвата опросными методами.
Решение о мобилизации, обнародованное 21 сентября, также привело к росту трансграничной мобильности россиян, прежде всего, военнообязанных мужчин от 18 до 50 лет. По различным оценкам страну покинули от 200 000 до 1 000 000 граждан. По данным Росстата на 1 января 2022 года в РФ проживало примерно 23,4 млн. мужчин от 18 до 40 лет.
Получается, что страну покинули от 0,7% до 3% мужчин (учитывая, что выехали не только мужчины). Размер сокращения охвата групп в выборке остается слишком высоким, даже если принять самые драматические цифры трансграничной миграции населения страны,. Вероятно, миграция носит и внутри-граничный характер.
Другая часть данной страты (мужчины 18-50 лет) находятся в зоне боев и, хотя теоретически, могут быть охвачены опросом, вряд ли этот охват может быть значительным. По разным оценкам в операции задействованы от 200 000 до 300 000 человек, и эта цифра будет расти. Эта величина также мало может повлиять на размер генеральной совокупности. Иначе говоря, деформация популяции, несомненно, имеет место, но вряд ли, она настолько велика, что значимо изменит ее размер. Однако, есть основания утверждать, что изменится структура популяции.
Напомним, что потери самой молодежной страты в выборочной совокупности составили примерно четверть ее состава (с 16% до 12%), что в абсолютных цифрах составляет примерно 4,6 млн. Даже, если предположить, что все сокращение молодежи в этой группе – мужчины (а это не так), никаким отъездом, измеряемым одним миллионом для всех возрастных групп и обоих гендеров, такое сокращение не объяснить. Очевидно, что вымывание младших возрастных групп из выборки лишь частично можно объяснить уменьшением генеральной совокупности.
*Термин «параданные» был впервые определен М. Купером в 1998 году как «побочные данные о процессе сбора данных, получаемые в результате использования компьютеризированных методов сбора данных» [Couper, 1998; Kreuter, Couper, Lyberg, 2010].
**Генеральная совокупность - это совокупность однородных единиц, на которые можно экстраполировать результаты исследований. В данном случае - взрослое население России.
Comments